ПРАЛЮБОВЬ
Это было в 72 году двадцатого столетия, летом. Стояла такая страшная жара, что медицинские градусники просто отдыхали под мышками больных с повышенной температурой, а городские автобусы оставляли следы протекторов на асфальте, словно в грязи какой-нибудь глухой деревеньки. Люди с обгоревшими носами падали в обмороки прямо на тротуарах, сердобольные накрывали их газетами, потому как в середине дня ни края тени, ни капли влаги отыскать поблизости было невозможно, скорые помощи бездействовали, - метра через два-три дым плотно отгораживал их водителей не только от дорожной обстановки, но и от всех событий в мире. Пахло новой войной, и ее тревожными признаками кое-где прокашливались голоса в радиоприемниках. Налетала мошка, забивала собой все отверстия для подачи кислорода, жизнь останавливалась... Зори и закаты в те дни проявлялись в огненно-рыжем, кровавом цвете, - было от чего впасть в уныние. Красавица Волга - порыжела и пожухла. Массой шныряющие туда-сюда пароходики и баржи в одночасье поредели и теперь передвигались весьма странным, необычным образом. В особо обмелевших местах обнажались под их днищами огромные красные ноги с перепонками, - туши свои они перетаскивали медленно, тяжело, вразвалочку. В такие дни и высадился Виргилиус на ее брега в районе Кинешмы, но из поезда, вместе с институтским курсом военной кафедры химической защиты. Командир части приветствовал вновь прибывших обещанием уложить два года настоящей солдатской службы в три месяца их лагерей и, как потом выяснилось, он не бросал своих слов на ветер. Через неделю курсанты уже не складывали аккуратно перед сном свое обмундирование на скамейку, а прислоняли его во весь рост к спинкам кроватей. Нечаянное падение такого "скафандра" посреди ночи воспринималась ими равно ненавистной команде: "Рота-а-а! Подъем!.." Виргилиусу повезло: ему (почему-то и сразу) присвоили звание младшего сержанта и назначили командиром отделения. Поначалу испугавшись непонятной ответственности, он довольно скоро научился пользоваться и преимуществами но вой должности. После команды: "Отбой!" - курсантам полагалось в считанные секунды раздеться и отойти ко сну; Виргилиус же, строго посетовав на нерасторопность некоторых, прятал часы в нагрудный кармашек, шел в служебку к старшим товарищам для просмотра телевизора и чаепития с пряниками. Наутро же он зычно драл глотку для первого своего отделения, исправно повторяя команды командира первого взвода, - и всего-то... Понятно, почему его довольно скоро возненавидел рядовой состав: и отделения, и взвода, да и всей роты... Много случалось тогда курьезных случаев, но Виргилиус решил остановиться на одном. В красный уголок части привезли стулья; командир взвода приказал машину разгрузить, мебель расставить в зале строго по линеечке. Виргилиусу приказал - значит его отделению, а тому, первыми из его подчиненных, попались на глаза двое, по-детски прикрывающих веки под березовой сенью в послеобеденный час. "Курсант Козлов и курсант Вайнер! - безжалостно гаркнул Виргилиус, - разгрузить, установить, об исполнении доложить! - и трусливо, дабы не слышать, мягко говоря, возражений, прыжком спрятал свое тело за угол казармы. Логика его поведения - младенчески бесхитростна: лично он был чист перед своим командиром как слеза... Но римский свой нос, один глаз, и ухо он все же придержал на этой еще стороне, у самого краешка. Курсант Козлов был натурой неадекватной, и уже после первого же знакомства - не полемической; имел самый невысокий рост в роте, огромные уши. На марш-бросках его постоянно преследовали тепловые удары, и потому единственному ему из всей части дозволялось носить вместо сапог спортивные кеды и прокладывать под пилоткой влажный носовой платок. Басмач, да и только... Он перевалился с одного бока на другой: "Да пошел он в жопу, папа Римский, сам пусть разгружает!" Но курсант Вайнер - полная его противоположность: чистить всю ночь "гальюны", и опять же за двоих, для него - перспектива малозавидная, поэтому и выбрал он из двух зол наименьшее: с обреченными словами: "Ну ладно, гад, я тебе припомню!" - выполнил всю работу в одиночестве. И припомнил... Спустя три месяца Виргилиусу пришлось покидать часть на сутки раньше основного состава, и по воинскому уставу он обязан был назначить вместо себя кого-нибудь из отделения; он назначил курсанта Вайнера. Курсант Вайнер крикнул: "Есть!" - и, лихо развернувшись на каблуке лицом к шеренге, не переводя дыхания, с набором высоты до фальцета, рявкнул: "Курсант Козлов!.." Тот отозвался дискантом: "Й-а!.." "Выйти из строя!" Тот вышел. И, наконец-то, курсант Вайнер выпустил весь воздух, который доселе только и вбирал в себя: "Два наряда вне очереди!.." Шеренга, удивленно, раззявила общий рот, а Виргилиус (он один мог дать объяснение происходящему) отвернулся, еле сдерживая хохот меж стиснутых зубов. И вот оно - запоздалое прозрение: "Братцы, а с Виргилиусом-то нам повезло... этот бы за три месяца сгноил... в труху бы стер... н-да... кто бы мог подумать..."